Я проснулся с чувством необъяснимой тревоги. Такая тревога иногда случается утром, если вечером накануне происходит что-нибудь мерзкое. Я попытался вспомнить причину, но не смог. Вчерашнего вечера в памяти не было. Совсем. Я открыл глаза и огляделся. Ретрохолодильник, газовая плита, раковина, стол, уставленный пустыми бутылками и пластиковыми тарелками с остатками закусок. Стены и потолок, обитые лакированной вагонкой, несколько разностильных стульев. Ветка сирени, скребущая по оконному стеклу почти распустившимися набухшими почками. Косые лучи уже не раннего солнца, разрезающие нижнюю часть комнаты по диагонали.
Тяжелый, словно наполненный какой-то вязкой жидкостью мозг с трудом идентифицировал интерьер кухни Петиной дачи. Очень хотелось пить. Я поднялся с дивана, открыл холодильник. Пусто. Взял со стола стакан, налил из-под крана воды, жадно выпил. Налил еще. Выпил медленнее, уже с удовольствием.
Я еще раз оглядел кухню. На одном из стульев стоял чемодан. Знакомый чемодан. Потрепанный предмет багажа далекого прошлого, каким-то чудом дотянувший до наших дней. Замки его были сломаны, и держался он только на «честном слове» да на крепко стягивающих его ремнях. Узнав чемодан, я вспомнил, что в нем и почему он здесь. Трясущимися руками я расстегнул ремни и откинул крышку. Чемодан был набит аккуратно перетянутыми пачками. Я выдохнул, закрыл крышку. От сердца отлегло, но дрожь в руках не унималась. И еще не унималось то самое чувство тревоги, с которым я проснулся. Оно сидело гадкой занозой, от которой не получалось отделаться. Что же вчера произошло?
Я налил еще воды и сел на диван. Живительная влага благоприятно действовала на клетки моего мозга. Я ясно помнил и вчерашнее утро, и вчерашний день. Отлично выспавшись и переждав таким проверенным образом утренние пробки, я поехал к Валерию Петровичу. Забрал у него чемодан. С самого утра я был в предвкушении вечера. Что может быть лучше пятничного вечера? Тем более вечера второй пятницы квартала. Да здравствует друг Петруха! Вторую пятницу каждого квартала он собирает нас у себя на даче, и мы до самого воскресенья празднуем окончание очередной четверти года. Иногда успешное, иногда не очень. Но празднуем, и всегда как следует.
Так вот, об этом приближающемся мероприятии я, конечно же, помнил, поэтому, забрав чемодан, заехал в офис, чтобы избавиться от чужих купюр. Там меня ждал неприятный сюрприз. Дверь в кассу была закрыта. Я заглянул в соседнюю дверь, узнать, в чем дело. Оказалось, у Лены, нашего кассира, заболела мама, и она уехала к родительнице. Кассу без нее, естественно, никто открывать не стал.
Дожидаться понедельника в обнимку с чемоданом, набитым чужими деньгами, не хотелось. Поразмыслив минуту, я решил «спихнуть» чемодан господину Рустаму. Я постучался, открыл дверь. Рустам был явно не в духе. Услышав мое предложение, он выдал такую изощрённую конструкцию фольклорных выражений, что я сразу же уяснил, куда мне идти и что мне с этим чемоданом делать. Таким образом я и оказался в гостях у Пети со своим багажом.
Я отхлебнул еще воды. Видимо, вчера мы «закрыли квартал» особенно ударно. Я, конечно, не в первый раз ночую на этом диване, но провалов в памяти раньше не было. Еще и эта саднящая тревожная заноза…
Я вернулся к чемодану, снова расстегнул ремни, откинул крышку. Что-то здесь не так. Верхний ряд выглядит как-то неубедительно. По-моему, вчера в кабинете у Петровича он был плотнее. Я вытряхнул содержимое на диван, пересчитал. Так и есть, не хватает пятнадцати. У меня снова затряслись руки и похолодела спина. Я пересчитал еще раз. Ошибки нет. На пятнадцать пачек меньше.
Ноги подкашивались, я сел, дрожь в руках не проходила. Либо от стресса, либо от наконец-то полученной влаги начала возвращаться память. Смутные, подрагивающие видения мучительно пробивались сквозь клубящийся туман не желающей сдаваться амнезии. Спальня в мансарде Петиной дачи, в стельку пьяные, хлопающие в ладоши коллеги, сидящие по периметру прямо на полу. Кто-то танцует на кровати. Туман рассеивается, видение крепнет, появляется звук. На кровати танцую я. Да, я танцую и, словно сеятель, разбрасываю вокруг себя пачки туго перетянутых купюр. На одной из них рвется стяжка, пачка разлетается. Наблюдая за красиво крутящимися в воздухе пятитысячными купюрами, мы, дружно не попадая в ноты, поем «Миллион алых роз»... Потом я вижу гостиную. Никого нет, только я и Петя. Он в кресле, я – напротив, на диване. Между нами трехногий журнальный столик, заваленный картами и деньгами…
Перескакивая через две ступени, я взлетел по лестнице, открыл дверь в спальню. На кровати и на полу вдоль стен спали люди. Пахло перегаром. Стены сотрясались от богатырского храпа. Пол был усеян купюрами. Я собрал деньги, пересчитал. Не хватало двух пачек. Ровно двух. Две, конечно, меньше, чем пятнадцать. Это «всего лишь» мой восьмимесячный доход, включающий все левые подработки.
Я сложил деньги в чемодан, застегнул ремни и сел на диван в ожидании гостеприимного хозяина. Минут через двадцать в дверном проеме нарисовался хмурый Петя. Он прошел к пустому холодильнику, открыл дверь, выругался, закрыл. Налил в стакан воды из-под крана и жадно выпил. Среднего роста, крепкий, даже склонный к полноте, но пока не толстый. Рыжая, всклокоченная после сна челка. Фактура диванного гобелена, отпечатавшаяся на круглой щеке. Насмешливо наглые водянистые глаза.
– Кто водки с вечера не пьет, тот утром вкус воды не понимает, – артистически громко продекламировал Пётр, умышленно, по-староволжски, округляя каждую «о».
– Петя, в чемодане не хватает двух пачек, которые я вчера условно проиграл тебе в карты.
– Точно, – выпучил на меня свои наглые водянисто-серые глаза Петя, – мне вчера везло! Только, что значит «условно»? – так же окая, проговорил Петя.
– Петя, ты ведь не думаешь, что мы играли серьезно?
– Почему не думаю? – сменил интонацию Петя. – Мы играли. Я выиграл. Это мой заработок.
– Петя, ты эпохи не перепутал? Давно не девяностые. Давно уже двадцать первый век наступил.
– А при чем здесь девяностые? Карточный долг, Шура, всегда свят.
«Ах ты, сука», – подумал я, но вслух сказал другое:
– Петя, ты же в курсе, чьи это деньги?
– Мои, конечно, – решил сыграть умного Петя, с довольным видом почесывая свой поросший рыжей шерстью живот.
Я снова сдержал эмоции:
– А знаешь ли ты, кому они принадлежали вчера вечером?
– Тебе принадлежали, – продолжал умничать Петя.
Я ждал другого ответа, все еще надеялся, что это шутка. Я посмотрел на Петю. Его глаза были холодны и абсолютно серьезны. Вдруг вспомнилось утверждение, услышанное мной на одном из этих занудных тренингов, на которые нас, по-моему, уже ежеквартально загонял Рустам. «Для успешных переговоров нужны либо бенефиты, либо санкции. Бенефиты – нечто ценное с точки зрения оппонента. На них можно выменять то, что ценно для тебя самого. Санкции же, наоборот, нечто, для твоего оппонента нежелательное или даже страшное».
**********************************************************************
О поиске аргументов на переговорах
В любых переговорах могут быть бенефиты и могут быть санкции. Стройте воронку вопросов таким образом, чтобы подвести клиента к нужному вам решению. Готовьте нужные вопросы и ищите бенефиты и санкции до проведения переговоров, а не во время их проведения.
*********************************************************************
До этого момента я считал Петю своим другом. Мне не хотелось идти по пути санкций. Я искренне пытался найти какие-то бенефиты, способные мотивировать Петю отказаться от своего меркантильного замысла. Но ничего подходящего в голову не приходило. Время шло, пауза явно затянулась. Петр, видимо, по-своему истолковывал заминку и смотрел на меня в упор. В его водянистых глазах читалось выражение насмешливого превосходства. Я понял, чем может закончиться моя нерешительность, и пошел путем санкций:
– А кому эти деньги принадлежали днем?
Пете ничего не оставалось делать, как признать, что вчера днем хозяином денег был Валерий Петрович. Настало время последнего вопроса:
– Не принадлежали ли они еще кому-нибудь в промежутке между обедом и вечером?
– Ну, Рустаму, наверное, – недовольно пробурчал Петя.
Я откинулся на спинку дивана с самодовольным видом успешного следователя, «расколовшего» очередного подозреваемого. Хорошо проговаривая каждое слово, делая театральные паузы, я проговорил, что, если Петя не возражает, я сейчас же наберу Рустаму на мобильный и расскажу, посыпая голову пеплом, как безалаберно я поступил с его деньгами, не утаив, конечно, при этом, кому именно я их проиграл…
– Да ладно, Шура, уж и пошутить нельзя, – Пете ничего не оставалось, как выдать свою неудавшуюся попытку обогащения за шутку. Связываться с Рустамом он явно не хотел.
Получив обратно деньги, я, сославшись на семейные заботы, отказался от традиционной субботней бани, традиционного шашлыка и традиционных русских напитков, сел в свой «Форд» и отправился домой.